Предрассветный туман стелился по земле множеством белёсых змеек, что, обнимая стволы могучих дубов, сплетались то и дело в клубок. Стылый весенний ветер резал глаза, а под ногами хрустела тонкая ледовая корочка, готовая обернуться талой водой, как только солнце взойдёт над бором. Лапы Золки ступали мягко, почти неслышно, выбирая среди лежалого снега тёмные проталины. Вот остановилась псица, что-то учуяв, опустила мокрый нос к самой земле, да так и подскочила на месте, словно щенок малый. А затем, бережно ухватив зубами рукав хозяйки, потащила Велену за собой - всё дальше от дома, глубже в чащу.
Девушка знала, куда ведёт её верная подруга, - к молодому дубочку, посаженному ею пять долгих зим тому назад посреди большой поляны, на которой раньше всего по весне зацветают пролески. Нежно-синее море цветов всякий раз напоминало ей глаза Ингара, такие же яркие, как эти крохотные цветики, пробивающиеся из-под снега, тянущиеся изо всех своих сил к теплу и свету.
Милого Ингара забрали у неё боги, а вместе с ним погасла и искорка в груди Велены, горящая дотоле весёлым, пляшущим огнём. Всё оттого, что брызнули на искорку морской водой. Солёной, студёной и серой. Были в той воде и боль, и ярость, и ледяная обречённость, идущая об руку с надеждой, - то было чужое ей сердце, ненавистное, которое девушка чувствовала теперь, как своё.
Волчья шкура да на плечи,
Тьма небес да в серы очи,
Тонет солнце да под вечер,
Вой раздастся да полночный.

Едва слышным шёпотом плела она своё заклятье, всякий раз приходя на священную полянку. И мстилось ей, что коли один день о мести своей забудет, рухнут все оковы, скованные за пять зим, все путы, сплетённые за пять вёсен, и жить ей станет попросту не за чем. Ведь искорку новую зажечь было некому.
Опустившись на колени перед большим серым валуном, Велена привычно провела пальцами по высеченной на нём руне. "Нужда". В руне этой горел огонь её воли, полыхала жажда мести, иссушающая всё изнутри подобно лесному пожару. Сколь не имела она, всё ж мало было огню "Нужды". Связана она была своими же путами, к врагу злейшему цепями прикована, с ним бегала по снегу лунными ночами, его носом чуяла запах соли морской.
Вспоминала она слова деда Власа, старого волхва, обучившего её рунной премудрости: "Воля породила мир, мощь её скована Нуждой. Воля строить, создавать и владеть. Воля властвовать и разделять. Мудрый голодную волю на созиданье умело направит, иначе силой всеразрушающей стать способна она". "Вот и стала," - горько думала Велена. Посулила она врагу своему погибель, да только вернулось к ней заклятье сторицей: видать, сильны его северные боги, раз так хранят морского волка.
Ты беги по тропам снежным
Да по волнам серым-серым,
По морям, чья даль безбрежна, -
Все пути ведут на Север!

Привычные слова легко слетали с губ, превращаясь в пар на стылом воздухе. Молодой дубок покачивал голыми ветками, кренясь вперёд, словно стараясь достать до волос девушки, погладить золотистые пряди, как делал когда-то Ингар, чей прах теперь зарыт под этим деревцем... Не было в роду их воина сильнее и отважней милого Ингара, и никто не мог одолеть его в честном поединке: ни ловкий стодорянин, ни могучий велет. До тех пор, пока не пришел на святую землю зверь лютый, с секирой острою, с глазами волчьими.
Не забудь, о враг сердечный,
Как тебя настигло слово.
Крепко слово и предвечно -
И мечом карать готово.

"Судьба неизбежна, как неизбежна и смерть", - говаривал мудрый дед, и Велена накрепко запомнила эти слова. В своем неудержном желании мести призвала она на помощь того, чей взгляд сжигает все живое, - Чёрного Змея, тьмой неведения и пустоты встающего поперек Дороги. И пускай он требует взамен свою страшную плату - она всё отдаст, лишь бы зверь, погубивший Ингара, навсегда закрыл свои злые серые глаза.
Не ходить ему больше на юг на своей длинной лодье, не чинить худого вендской земле разбойными набегами, один путь ему отныне - на Север.
Сера шкура да на плечи,
Тьма небес да в волчьи очи,
Пусть раздастся издалече,
Вой тоскливый, одиноче.

Золка ткнулась в ладонь мокрым носом, заскулила. Велена, улыбнувшись, потрепала псицу по чёрному, как сажа, загривку. Над бором, разгоняя утренний туман, вставало солнце. Оно будет становиться теперь всё ярче и ярче, поворачивая к лету, к теплу и жизни. Будут вновь цвести голубые пролески, будут петь зарянки в зелёных кронах, будет спеть в оврагах земляника.
И будет крепнуть день ото дня её проклятие - до тех пор, пока солнце встаёт на востоке.