"А в душе чернота, как в колодце на дне,
И нельзя закричать - гордость выше тоски.
Как далёкий набат, сердце громко стучит,
И вокруг ни души в круге каменных стен..."

     - Ты была вчера, Ты знаешь завтрашний день, - тихие слова молитвы были единственным, что нарушало тишину маленькой часовенки в предзакатный час. Лучи солнца, проникавшие сквозь узкое окошко, казались багрово-алыми, тусклыми в туманной ноябрьской дымке. Высокие каменные стены смыкались сводом над головой, и об этот самый свод беспомощно бились мольбы, не в силах вырваться на волю и быть услышанными, - по крайней мере, так казалось Хедвиг.
     Это было единственное место в замке, где девушка чувствовала себя почти спокойно, где горькая обида на дядю и страх за отца отступали - пусть даже на время, - и где никто не мог потревожить мыслей, чья дикая пляска понемногу превращалась в стройный хоровод. Хеда тщетно пыталась смириться с тем знанием, что уже назавтра она покинет всё, что было дорого сердцу на протяжении семнадцати лет - отца, замок, Верген... Будто бы и без того было мало потерь за последний год.
     - Ты пришла бедой, и дождевой водой, и горькою слезой, и слепой грозой - так дай напиться и умыться тобой, - чего не было, так это слёз. Глаза её остались сухими, даже когда Хеда пришла проститься с отцом, который в полусонном бреду не узнавал собственную дочь. Вместо того, чтобы привычно расплакаться, она просто просидела рядом, держа его за руку, сухую и бледную, что некогда играючи управлялась с мечом, а ныне не могла совладать и с ложкой. Чем заслужили Вальденхаймы подобную участь, за какие грехи расплачивались? На этот вопрос у Хедвиг не было ответа.
     - Помоги нам найти во тьме ночной дорогу, освети путь и защити от той, кого породила, - стоило последней фразе повиснуть в воздухе, как радостная тишина-хозяйка воспрянула духом, возвратив себе законные владения.
     Поднявшись на ноги, девушка бросила последний взгляд на узкую полоску света, становившуюся тоньше с каждой минутой, и неспешно зашагала к двери. За дверью - узкая винтовая лестница с высокими ступенями, что вела в жилую часть замка. Хедвиг необходимо было проститься с сёстрами, прежде чем окончательно стемнеет и заботливые няньки уложат их спать. Вот только оставлять любимых Эрну с Идой было тяжелее всего, и для этого требовалась вся смелость, которую она только могла в себе отыскать...

     - Да у тебя же руки дрожат! Хочешь меня булавкой уколоть? - бросив на служанку укоризненный взгляд, Хеда заметила, что та и вовсе побледнела, как полотно. - Помилуй, дорогая, никто не посадит тебя на коня, поедешь в повозке. Если ты свернёшь по дороге шею, мне от этого легче не станет, - убрав волосы со спины, она повернулась, позволив Ренате зашнуровать платье.
     - Прошу прощения, миледи, - по обыкновению тяжело и покорно вздохнув, та принялась за дело с привычной расторопностью, но чувствовалось, что страх её никуда не делся.
     Сжав тонкие пальцы в кулаки, Хедвиг зажмурилась на краткий миг. Зря она так с ней. Бедняжку можно было понять: она за черту Хайдингена не выбиралась почитай что никогда, и уж тем более зимой, когда заснеженные дороги Ордберга становились настоящим испытанием для путников. Правда, девушка подозревала, что больше всего верную служанку пугали не расстояния и метели, а инквизиторы, о которых вот уже второй день судачили все обитатели замка. Почему Эдмунд вдруг решил отправить с ней служителей святого ордена, а не своих людей, стало загадкой и для самой дочери графа, но страха она при этом не испытывала - разве что неясное любопытство и отчасти досаду.
     - Нет, это ты меня прости, - когда с платьем наконец было покончено, она поймала руку Ренаты, ободряюще сжав в своей, - ты совершенно ни в чём не виновата, и я на тебя не сержусь, - та быстро закивала в ответ, потупившись и опустив плечи, отчего стала почти одного роста с хозяйкой, которой была выше на полголовы, - должно быть, никак не могла уразуметь, отчего вдруг гнев сменился на милость. Ох уж эта Рената. Не зря ведь говорят, что простота хуже воровства.
     - А теперь, будь добра, узнай, все ли вещи Густав отнёс вниз и не забыл ли чего. Я спущусь через несколько минут. Ступай, - оставшись в комнате одна, Хедвиг присела на краешек кровати, разгладив ладонью застеленное покрывало. Что ещё оставалось, когда все приготовления закончены, указания розданы, а прощальные слова сказаны? Сёстры, наверняка, ещё спали в этот утренний час - о них было кому позаботиться, хоть девушка и не считала нянюшек полноценной заменой матери или себе. Она могла лишь надеяться, что мать по-прежнему приглядывает за девочками из Царства Вечной Жизни... Как и за ней.

     Застёгивая на груди тёплую накидку и натягивая перчатки, она спустилась во внутренний двор в сопровождении Густава, который на ходу рассказывал, что рыцари-де уже ждут, их трое и командует ими капитан Вальтер фон Церинген, человек сурового нрава и, как сказал лорд Эдмунд...
     - Где сам лорд Эдмунд? - вскинув светлые брови, Хедвиг оборвала слугу на полуслове.
     - Должно быть, в своих покоях, миледи. Он...
     - Решил не утруждать себя проводами, - утвердительно закончила она. - Что ж, передай, я буду ждать письма или весточки о состоянии отца. Чем скорее - тем лучше.
     Увидев, что любимая Золка уже оседлана, девушка довольно кивнула конюху. Легконогая кобыла вороной масти, чернее самой золы, за что и получила свою кличку, ударила копытом, в свою очередь приветствуя хозяйку. Трястись в крытой повозке в первый же день пути и тихую погоду Хеда, всегда любившая ездить верхом, отказалась наотрез, да и оставлять любимицу дома ей не хотелось - быть может, той придутся по нраву столичные конюшни.
     Шепнув Густаву, чтобы тот помог Ренате, девушка направилась прямиком к ожидавшим её рыцарям, бок о бок с которыми ей предстояло проделать долгий путь, мысленно решая, как правильней себя повести. Образ служителя веры прежде ограничивался для неё человеком преклонных лет, к которому можно было обратиться "отче" на исповеди и который был облечён в церковные одеяния, а не латы. Сейчас же перед ней стояли молодые мужчины, и это слегка сбивало с толку. Скользнув взглядом по лицам всех троих, Хеда, основываясь на описании Густава, без труда определила капитана:
     - Майстер инквизитор, - почтительно склонив голову в приветствии, она подняла глаза, встретившись с прямым взглядом фон Церингена, - рада, что вы и ваши люди будете сопровождать меня в дороге, - сказано это было так легко, что упрекнуть её в неискренности никто бы не посмел, но, разумеется, она кривила душой. В то утро на сердце у Хедвиг было что угодно, кроме радости.

     "Собраться?" - Хедвиг в изумлении моргнула. Мир вокруг вновь стал ярче и чётче, не затуманенный пеленой близких слёз. Сколько же нужно было повидать смертей за свою жизнь, чтобы произносить это столь легко? Чтобы слова, которые должны выражать сочувствие, звучали почти безразлично? Хотя чего ещё она могла ожидать от человека, который находил свою единственную в жизни радость в убийстве других - пусть даже трижды еретиков.
     Вдохнув поглубже, Хеда постаралась унять то, что зарождалось в душе - ни к чему хорошему бы это не привело. И каково бы ни было её отношение к капитану Церингену, он был сейчас последним, на кого следовало злиться. Лучше бы ей и впрямь задвинуть своё горе в дальний угол и сосредоточиться на том, что делать дальше.
     - Я была бы рада передумать, капитан, - голос уже не дрожал, хоть каждое слово и давалось ей с трудом, - но, боюсь, это уже невозможно.
     Из-за Эдмунда или собственного упрямства? Впрочем, какая теперь была разница. Люди мертвы, и этого никак не исправить. Если бы она только могла повернуть время вспять, попросить у Ренаты прощения за свои порой резкие слова и за то, что относилась к ней не всегда справедливо... Но только ей, увы, никто не даст такой возможности. Проведя тыльной стороной ладони по лицу, Хедвиг словно бы сняла с себя липкую паутину: она не была ни в чём виновна. Ни мать, ни Йохан, ни Рената не умерли по её вине - просто боги рассудили так, а значит, у неё не было ни малейшего права с ними спорить.
     Что действительно смутило девушку после слов Вальтера, так это цели напавших на их небольшой отряд. Раз уж эти люди были не разбойниками, готовыми на многое ради кошеля с золотом, а магами, кои в королевстве редки сами по себе, то что ими двигало? Желание поквитаться со смертельными врагами и неколебимая уверенность в собственной победе? Маг - ещё не значит сумасшедший, а зло само по себе не толкает на глупость. Далёкая, неясная ещё мысль никак не желала ей поддаться, словно Хеда среди тысячи снежинок пыталась поймать одну единственную и решительно не понимала, отчего услужливая память возвращает её к разговору с дядей, случившемуся накануне отъезда из Хайдингена.
     Но понимание так и не пришло, а худшие опасения Хедвиг оказались более чем реальными. Молча кивнув, она поспешила исполнить просьбу капитана. Несмотря на всё ещё бледные щёки, пальцы слушались, справляясь с застёжками на удивление ловко. Стоило понять, что от её действий зависит нечто важное, как руки сами взялись за дело, а из головы тут же исчезло всё ненужное.
     - Дайте мне взглянуть, - на сей раз слова прозвучали твёрже. Как только ей удалось справиться с доспехом, Хеда наклонилась ближе и невольно выдохнула, нахмурив тонкие брови - ничего хорошего рана Вальтера им не сулила. Крови она действительно не боялась - кто бы мог подумать, но страх потерять капитана был гораздо сильнее. Даже в нынешней ситуации она продолжала думать прежде всего о себе и о том, что с ней станет, останься она в одиночестве.
     - Я могу перевязать потуже, но... - Хедвиг прекрасно понимала, что это не выход, тем более, с тем, что было сейчас под рукой. Она наверняка смогла бы сделать больше - хоть всё, что было её известно о лекарском искусстве, было почерпнуто из книг, - но не здесь. Если бы только они сумели добраться до жилья, чтобы обеспечить Вальтеру покой, а ей самой - возможность промыть и зашить рану...
     - Но оставаться здесь нельзя, - закончила она, посмотрев на капитана не то с вопросом, не то с мольбой в глазах. - Люттендорф в нескольких милях к югу отсюда. Дотерпите?
     Ближайшая деревенька, насколько помнила Хеда, лежала в стороне от дороги и была теперь чем-то сродни спасительному свету. Быть может, им повезёт, и там даже отыщется кто-то разбирающийся в вопросах врачевания гораздо лучше неё. Главное - нельзя было терять время, но девушка прекрасно понимала, что от неё мало что зависело. Только от самого Вальтера.

     Чем ближе подступала ночь, тем холоднее становился воздух, облачками пара срываясь с губ и норовя ледяной змейкой заползти под воротник. Хедвиг всё чаще и чаще бросала взгляды на Вальтера и никак не могла понять, пугала ли её эта каменная непроницаемость или же наоборот - восхищала. Даже ей при взгляде на раненый бок капитана хотелось морщиться от боли, особенно когда конь оступался на замёрзшей дороге. Однако вслух она не произнесла ни слова: насколько девушка успела понять, её спутник был не из тех, кого устроила бы жалость.
     Время тянулось слишком уж медленно, напоминая бесконечную липкую паутину, и когда впереди наконец показалась заснеженная деревенька, она мысленно возблагодарила богов. Люттендорф был невелик: около двух десятков дворов жались друг к другу, словно пытаясь согреться в холодную зиму. Но для Хедвиг не было зрелища более утешающего: всё что угодно покажется Царством Вечной Жизни по сравнению с той проклятой поляной, на которой она вынуждена была оставить Ренату.
     - Не знаю, капитан, - она качнула головой, - но, думаю, здесь не найдётся смельчака, который посмеет отказать графине в ночлеге, - в глазах Хедвиг на короткий миг мелькнул тот самый властный огонёк, который так роднил её с дядей. В конце концов, все окрестные земли принадлежали дому Вальденхайм - как и простой люд, который не стоило о чём-либо просить, достаточно было лишь приказать. А потому, спешившись у крайнего дома, она решительно зашагала вперёд.
     Дверь им отворила немолодая уже женщина, да и так и замерла на пороге при виде нежданных гостей. Богато одетая дама и рыцарь Инквизиции - нечасто такое диво увидишь в богами забытой деревушке! Однако после скорых объяснений, хозяйка наконец пришла в себя и, всплеснув руками, попятилась, позволяя им пройти внутрь. В другой раз Хеда непременно скривилась бы, окинув взглядом тесное жилище с низко нависавшим потолком, но теперь ей было решительно всё равно, ведь любая беда, так или иначе, познаётся в сравнении.
     Проводив гостей в ту комнату из двух, где теплился очаг, матушка Хольц - именно так женщина и назвалась - захлопотала вокруг. Хедвиг с облегчением выдохнула, порадовавшись тому, что лишние просьбы были ни к чему: узнав, что майстер инквизитор ранен, хозяйка тут же принялась за дело, отослав одного из сыновей за водой, другого за дровами. Сама же поспешила принести чистой ткани для перевязки и иглу с крепкой нитью. Как оказалось, толкового лекаря в Люттендорфе отродясь не было - разве что бесполезная в нынешнем случае повитуха, принимавшая у женщин роды.
     Скинув ненужную более накидку, Хеда убрала со лба мокрые от таявшего снега волосы, постаравшись выбросить всё лишнее из головы. О лошадях братья Хольц позаботятся, ну а завтра можно будет отправить деревенских мужчин туда, где остались тела убитых, чтобы наконец похоронить их и привезти вещи, которые они бросили вместе с повозкой - на то, чтобы вернуть всё, девушка даже не рассчитывала, но хоть что-то должно было уцелеть. Но всё это будет уже завтра, сейчас она должна была позаботиться о капитане, который выглядел немногим лучше живого покойника. О той боли, которую он испытывал на протяжении пути сюда, ей было и вовсе страшно помыслить.
     - Вряд ли вас утешит то, что прежде я держала в руках лишь иглы для вышивания, - Хеда бросила быстрый взгляд на Вальтера, - но я постараюсь сделать всё, что возможно, - что и говорить, им повезло добраться до Люттендорфа вовремя. Невероятная удача заключалась ещё и в том, что кинжал не задел лёгкое, иначе бы всё кончилось совершенно иначе. Видимо, боги добросовестно хранили жизнь своего слуги-инквизитора, раз не позволили подобному случиться.
     Когда наконец все указания были выполнены, в очаге заплясало яркое пламя, освещая комнату, а матушка Хольц принесла нагретой воды, Хедвиг поблагодарила хозяйку и глубоко вдохнула, чтобы успокоить часто бившееся сердце. Только дрожащих рук ей сейчас не хватало. Уняв волнение, она наконец шагнула к Вальтеру, чтобы помочь тому справиться с доспехом и опуститься на жёсткую кровать, стоявшую в углу небольшой комнаты. Она действительно собиралась сдержать своё обещание.