- tara morgan -
- тара морган -
jane levy
. . . . . . . . . . . . . .
part one. private information.
здесь цитата
ИМЯ И ФАМИЛИЯ: Tara Madeline Morgan, Тара Меделайн Морган;
ВОЗРАСТ: 18 лет, родилась 13 июня 2000-ого года;
ГРУППА ЗДОРОВЬЯ: I группа;
ЛОЯЛЬНОСТЬ: одиночка;
МЕСТО РОЖДЕНИЯ И РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ: США, Нью-Йорк, Квинс;
Richard David Morgan, Ричард Дэвид Морган, 45 лет, отец, бывший детектив в полицейском участке - ныне мёртв;
Jessalyn Chloe Marinville, Джессалин Хлоя Мэринвилль, 39 лет, мать, журналистка, проживает в Норфолке, штат Небраска - судьба неизвестна;
Christine Laurel Morgan, Кристина Лорел Морган, 9 лет, младшая сетра, живёт с матерью - судьба неизвестна.
СПОСОБНОСТЬ: Аннигиляция - способность, позволяющая путем прикосновения к живым и неживым объектам спровоцировать распад структуры, вызывая гниение. Проявляется всякий раз, стоит девушке дотронуться до чего-нибудь, поэтому Тара вынуждена практически всё время носить перчатки и избегать физического контакта с людьми. Во время эмоционального возбуждения способность прогрессирует, ускоряя разложение материи, сама же Тара в такие моменты, как правило, ощущает прилив энергии. И наоборот, при длительном неиспользовании дара появляется заметная слабость, головокружение, бледность кожных покровов и быстрая утомляемость.
part two. data about character.
здесь цитата
ПРИВЫЧКИ: Постоянно носит на руках плотные перчатки из тонкой чёрной кожи. Курит, если выпадает возможность раздобыть сигареты. Частенько насвистывает под нос песни Металлики. Любит рисовать - хоть на бетонных стенах, хоть на собственной коже, если под рукой не оказывается бумаги, - лишь бы было чем.
ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА И БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ: Глядя на эту курящую девицу в тяжёлых шнурованых ботинках, что отнюдь не стесняется крепкого словечка и знает наверняка, как шмальнуть из двустволки, нетрудно догадаться, что её воспитывал отец. Мать-художница, будучи созданием ветреным, ушла из семьи, когда девочке исполнилось десять - с тех пор они виделись лишь когда Тара приезжала на каникулах в Норфолк, куда родительница вскоре перебралась со своим новым мужем. Почему она не осталась с матерью, Морган не знает до сих пор: её вполне устраивала жизнь с холодной пиццей на ужин, хоккейными матчами по старенькому ящику и привычными звуками хэви-метала из кассетного магнитофона. От милого веснушчатого ребёнка с рыжими косами вскоре не осталось и следа - дитя улиц, она росла самостоятельной и бойкой, могла запросто прокатиться на скейте или двинуть кулаком в нос, да и вообще была "своей" среди окрестных мальчишек. В учёбе звёзд с неба не хватала, зато запросто пробегала марафоны и выигрывала школьные соревнования.
Рик - так уж повелось, что отца Тара звала исключительно по имени - вскоре после ухода жены пристрастился к спиртному, проводя выходные в компании бутылки виски, и длилось это до тех пор, пока детектива Моргана в конце концов не отстранили от службы, вежливо попросив покинуть полицейский участок. Как следствие, несколько месяцев Морганы провели "в подполье", питаясь дешёвой китайской лапшой и продолжая обрастать долгами, пока наконец Тара самолично не отыскала отцу место с неплохим заработком в ближашей автомастерской. Рик, конечно, плевался и всячески протестовал, но на работу и впрямь устроился. С тех пор пил только по особым случаям и даже начал откладывать "мелкой Пиявке" деньги на колледж. К слову, Пиявкой Тару звали все кому не лень - уж больно приросло к ней прозвище, будто репей приставучий.
А всё потому, что повзрослев, она, как и многие подростки, стала попросту невыносима: крашеные в невообразимый цвет волосы, пирсинг в носу и этот самый ребяческий протест всему миру, сквозящий в каждом её жесте. Резкие суждения и неуёмный максимализм - в этом была вся она, Тара Морган. С тех пор мало что изменилось: у Пиявки и по сей день множество недостатков, но недостатки эти всегда на виду - по крайней мере, она честна с окружающими. Она может курить, не стесняться крепких выражений, - да и вообще всего, чего положено стесняться юным девицам, - может без стыда вмешиваться в чужую жизнь и открыто заявлять вам в лицо, какое вы ничтожество. И всё это она будет делать совершенно искренне. Морган по-прежнему ведёт себя порой глупо, бывает навязчивой и совершает необдуманные поступки - совсем как три года назад, будто жизнь её совсем ничему не научила.
Тогда, едва Пиявке стукнуло пятнадцать, она имела неосторожность связаться с компанией байкеров-металлистов, начав встречаться со "звездой" бруклинской андеграундной сцены - фронтменом известной в узких кругах группы "The UnDead" Джо Фишером. Ничего хорошего из этого в конце концов не вышло: бесконечная череда репетиций, гаражей, клубов и безумных вечеринок однажды закончилась для Тары тюремным сроком. Будучи ещё в четырнадцать впервые оштрафована за граффити - ох, как проклинал её тогда отец, расставшись с месячной зарплатой, за неуместно проявленный талант, доставшийся в наследство от пустоголовой мамаши, - на сей раз Морган заработала своим художеством полгода - по статье о вандализме. Фишер оказался порядочной скотиной, так же, как и его обдолбанные друзья, с которыми они вместе били машины и расписывали стены городского музея, а Таре не осталось ничего иного, кроме как отправиться отбывать наказание в учреждении для несовершеннолетних.
Стоит ли говорить, что заключение Пиявке на пользу не пошло. Уже через неделю ей крупно влетело за развязанную драку, в которой Тара всего лишь пыталась объяснить капризной дуре из Бруклина, что точка зрения той отнюдь не является истиной в последней инстанции. Кто знает, что могло бы случиться ещё через пару недель, если бы не произошло то, о чём все сплетничали, но никто до конца не мог поверить. Метеоритный дождь над Нью-Йорком, почти стёрший с лица Земли родной Квинс и зачем-то оставивший нетронутой проклятую тюрьму. О гибели Рика Таре сообщили только через три дня, когда паника на улицах поутихла и жертвы упавших с неба обломков наконец-то начинали обретать свои имена.
Пожалуй, весь спектр чувств, что испытала в те дни запертая в четырёх стенах Морган, можно описать всего двумя словами - ужас и отчаяние. Лишившись единственного родного человека во всём городе, она даже не представляла, что творится снаружи, и от этого становилось в десятки раз страшнее. Она ждала, что вот-вот придёт весть от матери, надеялась, что они-то хоть с сестрой остались живы во всей этой чертовщине, что творилась вокруг... Не дождалась. Мать не позвонила ни через неделю, ни спустя месяц. Тогда-то Тара и пожелала со злости всему уцелевшему миру взять да и обратиться в прах - чего ей ещё было ждать? Закончится срок заключения, и её вышвырнут на улицу, будто никому не нужную собачонку. А быть может, прямо отсюда переведут в приют, мало чем отличающийся от тюрьмы, - уж в этом Морган почти не сомневалась. Вот только вышло всё совсем иначе.
part three. communication.
здесь цитата
ДАЕТЕ ЛИ ВЫ СВОЕ СОГЛАСИЕ НА УЧАСТИЕ В СЮЖЕТНЫХ КВЕСТАХ? Даю.
СВЯЗЬ С ВАМИ: 624048925
ПОЖЕЛАНИЯ ПРОЕКТУ:ПРОБНЫЙ ПОСТГлубокая трещина бежала вдоль стены, изгибаясь подобно змейке и исчезая под самым потолком. Бетон под кончиками пальцев был холодный и шершавый, но Милдред не отдёргивала руку - ей нравилось чувствовать. Чувствовать стены, вдыхать запах дождливой сырости, едва заметно улыбаться мурашкам, что бегут по спине от подувшего вдруг сквозняка. Старое здание, бывшее некогда городской мэрией, хранило неисчислимое количество секретов - под каждым скрипучим порогом, под шаткой лестницей в подвал, которой никто уже не пользовался, - хранило бережно, как ворчливый старик, отгоняющих неразумных детей от своего увядающего сада. И пускай изгнанники старались как могли, делая дом уютней и чище, Милдред видела, как старик угрюмо качает головой, кутаясь в линялый плащ. Ему не нравилась суета.
Они с ним на пару любили раннее утро, когда многие ещё спали в своих комнатах, и можно было просто наслаждаться тишиной пустынных коридоров. До жилого корпуса почти не доносился шум из бывшей библиотеки, где в импровизированной кухне готовили завтрак женщины - такие, как Луиза.
Луиза была доброй. Милдред нравились её смоляные кудри и морщинки на смуглом лице, когда та улыбалась. Только вот улыбка у женщины была грустной. Она жила в их маленькой комнатке одна, пока не появилась Милдред. Луиза была среди тех, кто заразился в самом начале - среди кочевников, что бродили по округе ещё до прихода в Колорадо-Спрингс. Она любила рассказывать о своей прошлой жизни, о муже и маленьком сыне, что остались в Третьем районе. Проведя здесь всего несколько ночей, девушка знала уже всю её историю, потому что они любили «болтать» перед сном: Луиза тихим голосом лепетала что-то про свадьбу и красивое платье, а Милдс молчала, глядя в потолок, и тщетно пыталась согреться под тонким шерстяным одеялом. Потом женщина замолкала, отворачиваясь лицом к стене, и Милдред, засыпая, слышала, как та тихонько плачет. У каждого здесь, в Колорадо-Спрингс, была своя история, которую рано или поздно хотелось вывалить на кого-нибудь ещё.
Свою девушка пока что держала при себе, лелея воспоминания о доме, словно грудного младенца, и покрепче прижимая к себе, - а вдруг возьмут и исчезнут? Кроме них у неё нет ничего. Даже сносной одежды. Синее платье с рваным подолом, в котором она была в канун своего дня рождения, лежало теперь в коробке под кроватью, дожидаясь лучших времён. Оно было ничем иным, как дурной памятью о дне, когда её вышвырнули из Мегаполиса, словно ненужного котёнка. А в просторном Луизином сарафане она выглядела сейчас попросту нелепо - в нём смогли бы поместиться две таких худющих девчонки, как Милдред.
Она совсем мало ела. За общим столом в библиотеке все сидели по двое, по трое или небольшими группами, а она… была вроде как лишней. Не зная, к кому подсесть, о чём заговорить, и не желая выглядеть ещё глупее, чем обычно, Милдред так и не решилась до сих пор присоединиться к остальным. Лишь когда желудок сводило от голода, она шла к Луизе, прямиком на кухню. Пару раз девушка даже порывалась помогать, но повар из неё был никудышный, и после того, как опрокинула кастрюлю с кашей, Луиза с мягкой улыбкой попросила её просто посидеть в уголке. И она сидела, раскачиваясь на стуле, и задумчиво жевала корочку хлеба.
Пока кто-нибудь не окликал её, поручая очередное простенькое дело из раздела «подай-принеси». Мало кто из изгнанников успел запомнить её имя за эти дни, и потому она стала просто Эйновенькой. Иногда это причудливое имя сокращалось до односложного Эй, но Милдред не спорила по этому поводу, она просто выполняла то, о чём её просили. Один раз даже заслужила похвалу за то, что помогла Бруно, пареньку из группы техобеспечения, разобраться с транзисторами, - на что лишь пожала плечами, мол, это было совсем не сложно.
Трещина, по которой она вела рукой, вдруг кончилась, и девушка остановилась, замерев перед ящиком, набитым всевозможным хламом - должно быть, кто-то просто забыл его в коридоре. «Всего лишь объект в пространстве», - улыбнулась Милдред, наклонившись пониже, чтобы разглядеть содержимое ящика, но ничего интересного для себя так и не нашла и, обогнув его, пошла вперёд тихонько, на носочках. За поворотом коридора послышался шум. Шаги. «Лёгкие, - мимолётом отметила она про себя, - женские». Значит, кто-то встал так же рано, но зачем? Вопросы были величайшей страстью Милдред, и она очень не любила оставлять их без ответов, а потому, не долго раздумывая, поддалась на уговоры собственного любопытства и завернула за угол.