Босые ноги утопали в мокрой от вечерней росы траве, дышалось легко и свободно, будто железный обруч, стискивающий грудь, наконец-то исчез, а на смену ему пришла небывалая легкость. Флоренс знала точно - наступило самое прекрасное, самое волшебное время в году. Время, когда цветут сливы. Пора чудес и несбыточных мечтаний, тихих песен о любви и долгих часов, проведенных вечерами у окна, всматриваясь в темную небесную синь, когда начинает казаться, что уже не ты, но Небо смотрит на тебя, заглядывает в самую душу. И бедная девочка из Сен-Дени наивно верила - вдруг Небеса увидят в ней что-то хорошее, вдруг решат, что она достойна лучшей жизни, вдруг пошлют хоть горсть монет, рассыпанных богатым простофилей на пыльной мостовой? Она бы купила матери свежего хлеба. И новое платьице маленькой Рашель.
Стоило лишь подумать о ней, как руки коснулась теплая ладошка. Обернувшись, Флоренс встретилась взглядом с ясными синими глазами сестренки, которая, звонко рассмеявшись, крепко обняла девушку, уткнувшись лицом в подол ее юбки. На душе было непривычно легко и безмятежно. Так спокойно, будто ничто уже не тревожило душу. Хотелось просто закрыть глаза и плыть по мягкому течению теплого весеннего воздуха, вдыхая аромат цветущих деревьев…
Боль пришла внезапно, и счастливая картинка из прошлого как-то вмиг потускнела, скомкалась, рассыпалась горьким пеплом. Флоренс скрутил приступ мучительного кашля. Кулаки рефлексивно сжались. Вместо теплой ладошки сестры, которую она только что держала, пальцы находили лишь холодную для ее горячего тела и влажную от ночного пота простыню. Нестерпимо давящий на грудь воображаемый обруч вернулся, доводя до состояния безумия. Долгие секунды очередного приступа всегда проходили в каком-то водовороте мелькающих в голове картинок - чтобы отвлечься от боли и начать дышать, Флоренс пыталась думать о чем угодно, будь то яркие полевые цветы или величавая красота мрачного Лондона, но коварное сознание смешивало все воедино, превращая в череду пугающих образов. Это было невообразимо сложно – заставить думать о хорошем разум, с которым уже попрощались лекари.
Когда кашель утих, тело девушки враз обмякло, словно порвалась где-то внутри туго натянутая пружина. Флоренс лежала с закрытыми глазами, дыша часто и поверхностно, морщась от хрипов в груди. Перед глазами стоял образ матушки. Если бы только можно было увидеть ее еще разочек! Сказать напоследок, что любит, сказать, чтобы берегла себя и крошку Рашель. Ведь она, Флоренс, себя не уберегла. И так тоскливо сжалось что-то в груди - нет, это была жалость не к самой себе, а оттого, что так много хотелось в жизни совершить, да не довелось.
Она вдруг вспомнила молитву, которой матушка учила ее в детстве. Может, еще не поздно было спасти душу, когда с телом пришло время прощаться? А если и поздно, то ради успокоения, ради того, чтобы замереть и дышать тихонько, едва-едва, чтобы не было так больно. Но молитву про себя девушка так и не договорила. Скрипнула дверь, впуская тусклый свет свечи в ее темную комнатку. Это было так странно и необычно. Флоренс просто потерялась во времени - сколько она уже лежала здесь в одиночестве? День, неделю, месяц? Про нее все забыли. А теперь вдруг вспомнили. Интересно, зачем?
- Пора, девочка, - голос показался знакомым. На край кровати присела женщина, взяла ее за руку.
Эта женщина - знахарка? - уже была здесь, давала Флоренс невыносимо горький отвар, от которого едва не выворачивало наизнанку. И теперь ей снова что-то было нужно. Почему же они все не оставят ее? Все, кроме Сайрин, которой сейчас так не хватало.
- Куда? - лицо женщины плыло, словно в тумане. - Где она? Где Сайрин? - ее собственный голос был чужим, незнакомым, сухим и скрипучим, и сорвался на последнем слове. Флоренс чувствовала, как ее поднимают с постели и куда-то ведут. И она шла, хоть и думала уже, что давно разучилась ходить. Знахарка приговаривала что-то еще, но девушка не могла разобрать слов, да и не хотела. Флоренс лишь верила, что ей действительно помогут, неважно как, она была готова выпить хоть десятки чаш тошнотворных отваров, только бы жить. Главное для нее сейчас было - верить. Верить в собственное Спасение.