lisbeth → hanne → sørensen
paragraphe I. introduction
в смысле повседневной ж е с т о к о с т и души у более светлых рас оказываются т е м н е е.
I. имя и фамилия.
Lisbeth Hanne Sørensen, Лисбет Ханне Сёренсен;
При знакомстве обычно представляется просто Ли́cой.
II. возраст.
19 лет;
Родилась 13-ого ноября 1993 года.
III. раса, лояльность.
Медиум, нейтралитет. О других расах не знает ровным счётом ничего.
IV. род деятельности.
Вот уже без малого три года перебивается случайными заработками, не брезгуя никакой работой: торговала она и газетами на заправке, была и прачкой в дешёвых гостиницах, и официанткой в придорожных забегаловках. Нигде, однако же, не задерживалась надолго - зарабатывая необходимую для жизни сумму, переезжала на новое место, пока наконец не оказалась в Бергене, куда Лису привели настойчивые видения. На данный момент безработна.V. прототип внешности.
Jane Levy
paragraphe II. biography
писать о своей жизни — с л о ж н а я задача. это как секс: лучше п е р е ж и т ь это, чем писать об этом.
I. место рождения.
Деревенька Мёрсвикботтен, что находится на севере коммуны Сёрфолл в фюльке Нурланн.
II. родственные связи.
Хенрик Сёренсен - отец, 45 лет, занимается рыбоводством;
Астрид Сёренсен, в девичестве Хауген - мать, 44 года, учительница литературы и норвежского языка в деревенской школе;
Матиас Сёренсен - младший брат, 17 лет, ученик школы;
Ида Сёренсен - младшая сестра, 14 лет, ученица школы;
Патрик и Нора Сёренсены - дед и бабушка со стороны отца, обоим по 69 лет, пенсионеры;
Ларс Хауген - дед по матери, 72 года, пенсионер, фермер и попросту "злобный сказочник".
III. общее описание
• Год, когда Лисбет появилась на свет, был не слишком удачным для семьи Сёренсенов, которая едва сводила концы с концами. Неведомо, что было тогда страшнее: морозная зима и скудный урожай или же затянувшаяся болезнь Астрид, что слегла на несколько недель с послеродовой горячкой. Да и сама Лисбет, их первеница, родилась совсем слабенькой - неудивительно, что в те долгие зимние месяцы сельский доктор был самым частым гостем в их доме. Если бы не помощь со стороны родителей Хенрика, кто знает, как бы всё для них обернулось. Главе семейства и без того пришлось продать половину дома и земельного участка, дабы разжиться деньгами на ближайшее время, а дальше уже - "как бог пошлёт". Что и говорить, Бог действительно послал выздоровление Астрид, дела со временем вошли в привычное русло и потекли потихоньку, размеренно, как всегда бывает в глухих деревеньках. Вот только богатства Сёренсены всё равно отродясь не видали - они и до сих пор каждую копейку считают.
• Годы шли, Лисбет росла ребёнком тихим и ласковым - была приветлива со всеми, и в деревне, где, как в большой семье, знают всех и каждого, её очень любили. И рыбаки, с которыми она часами просиживала на берегу озера, и толстушка Мадли, которой девочка помогала разносить по домам свежеиспечённые булки, и даже соседи Ольдены, которые проживали теперь в другой половине дома и частенько жаловались на невыносимого ворчуна деда Ларса. Старик и впрямь не отличался любезным нравом, за что его побаивалась вся окрестная ребятня, а вот маленькая Лиса любила по вечерам слушать скрипуче-тянучие сказки, таинственные и мрачные - про ведьм, троллей и ледяных великанов. Она часами могла не слазить с колен деда, и в такие минуты старый брюзга поистине превращался в мудрого волшебника, а узловатый вяз за окном - в чудовищного исполина.
• Именно для деда Лисбет всегда оставалась любимицей, даже когда на свет появился Матиас, а за ним - Ида, и старшая дочь вовсе лишилась родительского внимания, которым, по правде говоря, её и раньше не слишком-то баловали. У родителей всегда находились дела поважнее: работа, дом, хозяйство, - Лиса же была предоставлена сама себе, вольная, как ветер. После занятий в школе и работы по дому, которую она выполняла в помощь матери, девочка попросту бродила по деревне, болтая с первыми встречными, или же убегала к озеру, которое любила всей душой. Собиралась вместе семья разве что за молчаливым ужином, к которому никак нельзя было опаздывать, да воскресными утрами, когда Сёренсены, будучи людьми очень набожными, неизменно ходили в церковь.
• Стоило Лисе чуть подрасти, как она накрепко сдружилась с соседним парнишкой, сыном Ольденов - Маркусом, с которым они были почти ровесниками - тот был старше на год, однако Лисбет всегда считала себя смекалистей, а потому, выигрывая в очередной игре, безобидно смеялась над "глупышкой Маркусом". Ровно до тех пор, пока ей не прилетало яблоком по лбу. Так и жили сорванцами, расставаясь друг с другом только на ночь, да и то перестукивались по вечерам, уже лежа в кроватях, - благо, стены в их старом доме позволяли. Конечно, проводила она время и с другими ребятами, но ближе Маркуса для Лисы не было, почитай, никого.
• Лисе было восемь, когда Маркус принёс ей в подарок незнамо откуда взявшееся чудо - крохотного рыжего котёнка, которого девочка, особенно не мудрствуя, назвала Пушком. И всё бы ничего, не случись зверьку задремать в теньке прямёхонько под колесом зерноуборочной машины, стоявшей за забором. Не передать словами было горе маленькой девочки, смешанное с обидой и злостью на отца, когда она прижимала к груди искалеченное, ещё тёплое тельце. Не передать словами то чувство, когда она плакала навзрыд, желая всеми силами души, чтобы Пушок вновь впился тонкими коготками в подол её залатанного платья. А когда тот шевельнул лапкой, Лисбет своим детским умишком решила, что "Боженька сотворил чудо", не иначе. Вот только на место радости тут же пришёл суеверный ужас, скользнувший по спине липкой змейкой, стоило одуревшей от слёз девчонке понять, что ластившийся к ногам зверёк с белёсыми, стеклянными глазами уже не был её прежним Пушком.
• С тех пор начался кошмар Лисбет, которому попросту нет конца. Кошмар, который мучает её и по сей день. Вот только тогда, маленькой и испуганной, ей приходилось в десятки раз хуже, чем теперь. Она ещё не умела "захлопывать дверь", не умела отгораживаться стеной от тех, кто приходил, кричал, шептал, молил и бранился, - от них, казалось, не было спасенья ни днём, ни ночью. Неудивительно, что как только всё началось, Лиса слегла с сильнейшим жаром. Без малого неделю провела она где-то на грани сна и яви, пытаясь то убегать, то прятаться от своих непрошенных гостей, что заполонили её маленькую комнатку, почти что вытеснив родителей и доктора, который списывал все безумные слова метавшейся по постели девочки на горячечный бред. Даже когда она наконец пошла на поправку, родители всё никак не могли узнать свою улыбчивую дочку, которая казалась теперь лишь бледной тенью себя прежней: исхудавшая за время болезни, тоненькая, словно тростиночка, с глазами испуганного зверька, вечно смотрящими куда-то в пустоту, - такой теперь была Лисбет.
• Люди постепенно начали сторониться девочку, которая то и дело болтала какие-то ужасы про мертвецов. Некоторые крутили у виска пальцем, другие, сердобольные, советовали Сёренсенам отвезти дочку в город - к специалистам. Однако родители только махали рукой, думая, что девчонка попросту наслушалась дурных дедовых сказок, и со временем это пройдёт. "Это" так и не прошло, хоть и стало легче со временем. Вместе с Маркусом, единственным, кого Лисбет посвятила в свою страшную тайну и кто верил ей безоговорочно, они даже придумали ту самую "дверь", которую можно было как открыть, так и вовремя захлопнуть. Именно благодаря визуализации девочка начала учиться потихоньку контролировать дар - однако далеко не всегда у неё выходило как следует.
• Как бы то ни было, годы шли, и Лисбет изо всех сил старалась быть нормальной - всего лишь школьницей, которой исполнилось уже шестнадцать и которую должны были волновать совсем иные проблемы. Однако её кошмар никуда не делся, он всегда был её вторым неразлучным другом - до тех пор, пока не сумел стать единственным. До тех пор, пока одним мартовским днём она не поддалась на уговоры Маркуса и не отправилась с ним в "экспедицию", как они гордо назвали свой поход к заброшенным руинам, что лежали по другую сторону озера Мёрсвикватнет, с его северной стороны. Там, как говорили в деревне старики, был во время Второй мировой войны немецкий концлагерь и кладбище погибших там русских солдат... Лиса не справилась. Их было слишком много, слишком много голосов впивались в разум, и девочка потеряла контроль не только над даром, но и над собой. Она даже не помнила, как бежала прочь, как оказалась в ледяной озёрной воде, как сумела уцелеть и выбраться на берег. Помнила лишь последний крик Маркуса, который не позволили ей утонуть, но сам зацепился за подводную корягу и исчез навсегда подо льдом.
• Он не пришёл к ней. Ни в тот день, ни на следующий, когда рыбаки нашли тело. Только в день похорон, когда случилось поистине страшное. Стоя у гроба, Лиса неосознанно "потянулась" за ним, сплетая свои "нити", подобно отчаявшейся паучихе, - именно так она представляла себе мысленно этот проклятый дар возвращать мертвых к не-жизни. И на беду Маркус откликнулся. На глазах у всей деревни мертвец пошевелился в гробу, а когда Лиса наконец поняла, что натворила, оборвав все "нити" разом, было уже слишком поздно. Тишину, повисшую в толпе, нарушила первой мать Маркуса, выкрикнув одно единственное слово, хлёсткое, словно пощечина наотмашь, а вслед за ней закричали и другие. "Ведьма!" Таков был приговор. Люди подчас бывают слишком жестоки. Они в одно мгновение забывают всё хорошее, начиная вспоминать дурное, будто соревнуясь при этом друг с другом. Даже учёные и мудрецы порой похожи на средневековых дикарей, когда сталкиваются с тем, что их разум не в состоянии объяснить, - что уж говорить о фермерах из глухой деревеньки, чей гнев страшнее в сто крат оттого, что все они мнят себя верующими праведниками.
• В тот день она провела в брошеном сарае Сёренсенов много часов, заперев дверь на щеколду и не отвечая на угрозы отца, обещавшего вытащить её оттуда силой. Ей было безумно страшно, потому-то она и сбежала от разгневанной толпы, не зная, чем кончились обвинения в адрес "проклятой ведьмы". Однако то, что отец был взбешён, говорило о многом. Наверное, он лишь чудом не исполнил своего обещания, решив, что Лиса рано или поздно выйдет сама. И она вышла. После полуночи, когда все жители деревни уже видели десятый сон. Никто не сторожил её и уж тем более не поджидал с факелами, однако войти в спящий дом Лисбет всё же не посмела. Решение пришло к ней неосознанно, словно чужим шёпотом, лукавой подсказкой с того света, однако оно показалось девочке единственно правильным на тот момент. Набив карманы куртки мелкими яблоками, лежавшими в траве, она махнула на прощанье старику-дому и вышла на трассу, зашагав на юг.
• Лишь утром следующего дня её подобрал на своём грузовичке улыбчивый седоусый фермер, которому Лиса напомнила племянницу. Тогда, заснув на переднем сидении, девочка впервые после всего пережитого почувствовала себя хоть на капельку счастливой. О родителях она не тревожилась - у них есть Матиас и Ида, зачем им ещё и "ведьма" впридачу? За школу, которая казалась ей сущей мелочью, тоже не переживала. Разве что по деду собиралась скучать. Однако над всеми мыслями взяла верх усталость и новое, неведомое прежде чувство неизвестности, когда целиком и полностью полагаешься на затейницу-судьбу.
• А следующие три года были самыми сумбурными в жизни Лисбет. Она меняла места работы, переезжала с места на место, нигде не задерживаясь дольше, чем на пару-тройку месяцев. Поначалу была официанткой в придорожном кафе: помимо заказов мыла посуду и драила полы, ела то, что оставалось на кухне, спала же в кладовке на матрасе, любезно предоставленном хозяином забегаловки. Получала мало, но для Лисы всякие деньги имели значение - ей попросту не с чем было сравнивать. Да и на лучшую работу Лисбет не заглядывалась - кому она нужна была, без образования, не окончившая даже школу?
• Так, подобно кочевнице, путешествуя по стране, она оказалась в Бергене. Все эти годы Лиса пыталась жить нормальной жизнью, быть обычной, такой, как все, однако люди и города проходили мимо, стираясь тут же из памяти, а назойливые сны-видения преследовали её ночами, не давая покоя, заставляя, всякий раз вскрикивая, просыпаться. Видать, так угодно было кому-то свыше, чтобы девушка оказалась в городе, и поэтому Лисбет всё же надеется найти здесь хоть что-нибудь, хоть один ответ среди бесчисленного множества вопросов.
paragraphe III. personality
характер каждого из нас ф о р м и р у ю т наши детские желания, наша жажда любви и внимания,
наша боязнь с м е р т и.
I. симпатии, антипатии.
Любит: тихую и размеренную жизнь; животных - как кошек, так и собак; молоко; шоколадные батончики с карамелью; спортивную обувь на мягкой подошве; старинные вещи - будь то картина в деревянной раме или колченогое кресло c резной спинкой; цветы, в особенности полевые; любит, когда снег падает крупными хлопьями. Любит смотреть на огонь, ходить пешком и что-нибудь тихо напевать себе под нос, когда никто не слышит.
Не любит: современную технику и "все эти новомодные штуки", с которыми никак не может найти общий язык, да и не слишком-то переживает по этому поводу, мол, жила раньше как-то без компьютера и телефона и дальше проживу - без надобности они. Не любит общественный транспорт и тесные помещения. Не любит болтунов, у которых рот не закрывается ни на секунду, и тех, кто не держит свои обещания. II. фобии.
- после смерти Маркуса боится воды и глубоких водоёмов;
- будучи провинциалкой, выросшей в тихой деревеньке, Лиса очень не любит шум больших городов и в окружении толпы людей, текущей по широким улицам, чувствует себя попросту скверно;
- больше всего прочего, однако же, страшится собственного чудовищного дара и потери контроля над ним - это, пожалуй, наихудший кошмар для Лисбет.III. привычки.
- встаёт обычно рано, на рассвете;
- каждый день по утрам и перед сном читает молитвы, заученные с раннего детства;
- носит простую, неброскую одежду тёмных тонов, шнурки на любимых кедах всегда завязывает мудрёным "чудо-узлом" - якобы на удачу;
- невольно приподнимается на носках, когда разговаривает с высокими собеседниками, потому как росточком Лиса не вышла - всего-то 152 сантиметра;
- деньги хранит очень бережно, во внутренних карманах, чтобы, не приведи Господь, не выпали по нелепой случайности;IV. способности.
Способности медиума: общение с духами, аниматор;
Прочие способности: Лиса - человек, с детства привыкший ко всякой работе, даже самой грязной и трудоёмкой, так что при необходимости она и обед приготовит, и чистоту наведёт, и сделает всё так ловко и незаметно, что диву дашься. Умеет водить машину - приятель, работавший с ней вместе не заправке, научил, - однако предпочитает лишний раз за руль не садиться. Неплохо разбирается в диких растениях и может даже приготовить травяной отвар или лекарственный чай, если есть из чего. Благодаря всё тому же приятелю знает несколько гитарных аккордов. Красиво поёт - у Лисы очень мягкий, мелодичный голос.V. общее описание.
• Лисбет - человек по натуре своей простой и бесхитростный, и пускай даже из-за этой простоты за глаза называют деревенщиной - она не обижается. А зачем? Пусть люди болтают, если им хочется.
• Честна и прямодушна. Очень не любит, а главное, совершенно не умеет врать: даже если приходится это делать, у Лисы вся правда на лице написана, и взгляд при этом такой виноватый, как если бы она убить кого-нибудь замыслила. Ну а если правда ей не нравится, предпочтёт и вовсе промолчать, чтобы никого ненароком не обидеть.
• Немногословна - слушать она любит гораздо больше, чем говорить, а от долгих бесцельных разговоров и вовсе устаёт, стараясь под любым предлогом избавиться от такого собеседника. Как правило, советы не даёт - попросту не имеет такой привычки, да и не считает, что она способна лучше разобраться в чужих проблемах. Очень не любит сплетни и пересуды, предпочитает держаться подальше и избегать подобных ситуаций.
• Иногда переживает оттого, что стала черствее и безразличнее за последние годы скитаний, потому как заботиться и думать ей приходится только о себе самой. Всё реже трогают её чужие беды и несчастья, всё более незначительными кажутся они по сравнению с собственными. Однако она по-прежнему бросает монетки в шляпы бездомных или совершает иные важные для неё самой мелочи - боится, что душа однажды совсем загниёт, и обратной дороги уже не будет.
• А ведь было раньше время, когда она могла подобрать ключик едва ли не к любому сердцу, найти общий язык почти с кем угодно. Ох, как же Лиса тоскует теперь по ушедшему безвозвратно детству. Нет больше открытой радости в её словах, нет лучезарной улыбки и весело пляшущих огоньков в серо-голубых глазах. С тех пор, как она обрела свой дар и своё проклятье, мир попросту потускнел, став для неё враз чужим и враждебным. Теперь она всё больше молчит и хмурит брови, предпочитая отгородиться от всех толстой стальной скорлупой, чтобы побыть в тишине и покое, наедине со своим привычным кошмаром.
• Она разучилась верить людям, которые в лучшем случае сочтут девушку сумасшедшей, если узнают её секрет, в худшем же - повторится то, что было в Мёрсвикботтене. Она боится подпускать кого-нибудь к себе слишком близко, предпочитая одиночество и уединение. Неудивительно, что со временем Лисбет становится всё нелюдимее, забывая, каково это - иметь друзей и счастливую возможность излить кому-нибудь душу, поделиться обидами и тревогами, от которых, кажется, порой нет спасенья.
• Жаловаться она тоже почти разучилась, уяснив одну простую вещь: если жизнь больно стукнула носом о дверь - благодари за то, что нос не сломан. То, что болит, рано или поздно пройдёт, потому что иначе быть просто не может. Хорошо бы, конечно, чтоб кто-нибудь в такие минуты смог обнять, утешить, погладив ласково по непутёвой голове... Но оно и так заживёт. Само. В этом Лисбет теперь ни капельки не сомневается.
• Есть у Лисы, пожалуй, твёрдый внутренний стержень, который не позволил ей сломаться - ни тогда, когда впервые проявились способности, ни потом, когда она осталась совсем одна, без семьи и гроша в кармане. Есть в ней что-то, не позволяющее опускать руки, что-то, что помогает раз за разом перешагивать через сомнения и трудности, - та неведомая сила, границы которой ещё не изучены ей самой в полной мере, и эта сила даёт ей надежду.
• А ещё у неё есть Вера. Даже если забрать у Лисы последнее, она останется - вера в Бога и в то, что вопреки всем невзгодам однажды настанет день, который будет лучше предыдущего. Порой девушка и сама разочаровывается в ней, кляня себя за глупость, но вера всё равно не уходит - она обиженно затаивается в своём уголке, ожидая победного часа. И, кто знает, быть может, и впрямь дождётся.
paragraphe IV. identification
все люди рождаются с в о б о д н ы м и, за исключением тех случаев, когда в них нуждается ч е ло в е ч е с т в о.
I. частота посещения.
По возможности каждый день.
II. связь с вами, доверенное лицо.
III. пробный пост.
Босые ноги утопали в мокрой от вечерней росы траве, дышалось легко и свободно, будто железный обруч, стискивающий грудь, наконец-то исчез, а на смену ему пришла небывалая легкость. Флоренс знала точно - наступило самое прекрасное, самое волшебное время в году. Время, когда цветут сливы. Пора чудес и несбыточных мечтаний, тихих песен о любви и долгих часов, проведенных вечерами у окна, всматриваясь в темную небесную синь, когда начинает казаться, что уже не ты, но Небо смотрит на тебя, заглядывает в самую душу. И бедная девочка из Сен-Дени наивно верила - вдруг Небеса увидят в ней что-то хорошее, вдруг решат, что она достойна лучшей жизни, вдруг пошлют хоть горсть монет, рассыпанных богатым простофилей на пыльной мостовой? Она бы купила матери свежего хлеба. И новое платьице маленькой Рашель.
Стоило лишь подумать о ней, как руки коснулась теплая ладошка. Обернувшись, Флоренс встретилась взглядом с ясными синими глазами сестренки, которая, звонко рассмеявшись, крепко обняла девушку, уткнувшись лицом в подол ее юбки. На душе было непривычно легко и безмятежно. Так спокойно, будто ничто уже не тревожило душу. Хотелось просто закрыть глаза и плыть по мягкому течению теплого весеннего воздуха, вдыхая аромат цветущих деревьев…
Боль пришла внезапно, и счастливая картинка из прошлого как-то вмиг потускнела, скомкалась, рассыпалась горьким пеплом. Флоренс скрутил приступ мучительного кашля. Кулаки рефлексивно сжались. Вместо теплой ладошки сестры, которую она только что держала, пальцы находили лишь холодную для ее горячего тела и влажную от ночного пота простыню. Нестерпимо давящий на грудь воображаемый обруч вернулся, доводя до состояния безумия. Долгие секунды очередного приступа всегда проходили в каком-то водовороте мелькающих в голове картинок - чтобы отвлечься от боли и начать дышать, Флоренс пыталась думать о чем угодно, будь то яркие полевые цветы или величавая красота мрачного Лондона, но коварное сознание смешивало все воедино, превращая в череду пугающих образов. Это было невообразимо сложно – заставить думать о хорошем разум, с которым уже попрощались лекари.
Когда кашель утих, тело девушки враз обмякло, словно порвалась где-то внутри туго натянутая пружина. Флоренс лежала с закрытыми глазами, дыша часто и поверхностно, морщась от хрипов в груди. Перед глазами стоял образ матушки. Если бы только можно было увидеть ее еще разочек! Сказать напоследок, что любит, сказать, чтобы берегла себя и крошку Рашель. Ведь она, Флоренс, себя не уберегла. И так тоскливо сжалось что-то в груди - нет, это была жалость не к самой себе, а оттого, что так много хотелось в жизни совершить, да не довелось.
Она вдруг вспомнила молитву, которой матушка учила ее в детстве. Может, еще не поздно было спасти душу, когда с телом пришло время прощаться? А если и поздно, то ради успокоения, ради того, чтобы замереть и дышать тихонько, едва-едва, чтобы не было так больно. Но молитву про себя девушка так и не договорила. Скрипнула дверь, впуская тусклый свет свечи в ее темную комнатку. Это было так странно и необычно. Флоренс просто потерялась во времени - сколько она уже лежала здесь в одиночестве? День, неделю, месяц? Про нее все забыли. А теперь вдруг вспомнили. Интересно, зачем?
- Пора, девочка, - голос показался знакомым. На край кровати присела женщина, взяла ее за руку.
Эта женщина - знахарка? - уже была здесь, давала Флоренс невыносимо горький отвар, от которого едва не выворачивало наизнанку. И теперь ей снова что-то было нужно. Почему же они все не оставят ее? Все, кроме Сайрин, которой сейчас так не хватало.
- Куда? - лицо женщины плыло, словно в тумане. - Где она? Где Сайрин? - ее собственный голос был чужим, незнакомым, сухим и скрипучим, и сорвался на последнем слове. Флоренс чувствовала, как ее поднимают с постели и куда-то ведут. И она шла, хоть и думала уже, что давно разучилась ходить. Знахарка приговаривала что-то еще, но девушка не могла разобрать слов, да и не хотела. Флоренс лишь верила, что ей действительно помогут, неважно как, она была готова выпить хоть десятки чаш тошнотворных отваров, только бы жить. Главное для нее сейчас было - верить. Верить в собственное Спасение.